Домой / Киста почки / Воспоминания о чернобыльской катастрофе ликвидаторов. Чернобыль в воспоминаниях очевидцев

Воспоминания о чернобыльской катастрофе ликвидаторов. Чернобыль в воспоминаниях очевидцев

В апреле 1986 года Вадим Васильченко ходил в пятый класс средней школы Припяти – за несколько лет до этого мама получила престижную работу на атомной электростанции и семья переехала в маленький спокойный городок. Припять – спутник АЭС, аналог нашего Курчатова. Они даже внешне были похожи: многоэтажные новостройки, широкие проспекты, цветущие клумбы...

«В тот день в школе нам раздали таблетки йодистого калия, объяснив, что на станции произошел незначительный выброс, – вспоминает Вадим. – По дороге домой с одноклассниками обсуждали слухи об аварии, выясняя, что там могло взорваться: бочка с бензином, а может, целая цистерна. Решили, раз пожара не видно, ничего страшного не случилось». Была суббота, впереди – выходной и дети до вечера гоняли на улице мяч. «На следующий день в городе появилась военная техника, – рассказывает очевидец. – Вот тогда стало страшно. Поняли: произошло что-то серьезное».

Первыми Припять покинуло все начальство. Эвакуация простых жителей началась лишь через два дня, когда они уже получили максимальную дозу радиации. На улицах работали громкоговорители – людям объясняли, что они вернутся домой через несколько дней и с собой стоит брать только самое необходимое. В автобусах была ужасная давка – в городе началась паника...

О чем умалчивали власти

Поздно вечером 27 апреля начальника медслужбы ВВС Киевского военного округа Геннадия Анохина вызвали в штаб. Вертолет, только вернувшийся на базу, зафиксировал выброс радиации в зоне пожара на АЭС. «Мы срочно выехали на аэродром, – вспоминает теперь уже курянин Геннадий Александрович. – Мы догадывались, что техника тоже может фонить. Но когда поднесли прибор к вертолету, не поверили глазам. Сразу стало ясно: в Чернобыле произошло нечто из ряда вон выходящее». У экипажа оказались зараженными радиацией не только летные комбинезоны, но даже нижнее белье. «Приказал собрать всю одежду в пакеты, но что делать дальше? – вздыхает медик. – Выбросить – нельзя, сжечь – тем более». Пилоты рассказали, что дважды пролетели сквозь черное облако, поднявшееся над АЭС. Причем дверь кабины была открытой – химик замерял уровень радиации за бортом.

На следующее утро Геннадий Анохин был уже в Припяти. «Еще по дороге обратил внимание на вереницы автобусов, – делится он впечатлениями. – Город опустел – печальное и тревожное зрелище». Четкого плана действий не было – до Чернобыля никто не мог предположить возможности катастрофы такого масштаба. «40-тонный стальной колпак с реактора 4-го энергоблока был сброшен, – рассказывает Анохин. – Ясно было лишь одно: надо охлаждать реактор». Мешки с песком, гравием, мраморной крошкой и свинцом сбрасывали с вертолетов. Для этого надо было пролететь точно над местом взрыва. На высоте 200 метров радиация достигала 1000 рентген. Лучевая болезнь развивается после дозы в 100 рентген в час. 600 единиц – мгновенная смерть.

«Необходимо было определить предельно допустимую дозу для ликвидаторов, – рассказывает курянин. – Я неоднократно посылал запросы в Москву, но ответа не дождался. Пришлось брать ответственность на себя. Предложил, как в военное время, максимум – 25 рентген». Кстати, сейчас японское правительство установило предел для своих ликвидаторов в 250 миллизивертов (примерно 25 рентген). Японцы объясняют: столько в среднем получили выжившие при бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, именно при этом уровне облучения возникают первые признаки лучевой болезни. В Чернобыле первые экипажи выбрали свой максимум за три дня. Их отстраняли от полетов, на их место приходили новые. Летчики пытались защитить себя сами. Кто-то нашел листы свинца и выстлал ими кресло. Вскоре все ликвидаторы летали только в таких свинцовых сиденьях.

«Алкоголь тоже защищает от радиации, связывая свободные радикалы, разрушающие организм, – рассказывает врач. – Причем сейчас говорят, что надо пить «Каберне» или другое сухое вино. Неправда все это – лучше всего водка. Но чтобы этот способ был эффективен, надо принять алкоголь до полета. А как пьяного пилота пустить за штурвал?» Каждое утро пилотам давали таблетки, содержащие йод. «Специалисты института космической медицины к тому времени разработали немало средств, защищающих от радиации, – замечает курянин. – Это и спецкостюмы, и лекарственные препараты. Но центр не согласился направить все это для чернобыльцев. Один ученый на свой страх и риск привез секретный препарат. Передал мне флакон, всего 50 таблеток, их следовало давать тем, кто получил особо высокие дозы».

Попытки скрыть от общественности правду об аварии мешали работе. Анохин вспоминает, как возникла необходимость замерить уровень радиации в разрушенном реакторе. Выполнить можно лишь одним способом: опустить в этот ад датчик с вертолета. Пилот завис над четвертым блоком и продержал машину в таком состоянии восемь минут. «Мы посчитали, что за это время он мог получить от 8 до 12 рентген, – рассказывает Анхин. – В карточку я так и записал – 12. А генерал-лейтенант из ставки накинулся: «Почему указываете высокие дозы?» Дважды пытался отстранить меня от работы». Другой скандал разгорелся, когда Анохин распорядился набравших свою дозу пилотов направить в санаторий под Киевом. Начальство испугалось, что те расскажут о Чернобыле отдыхающим, которые разнесут весть об аварии по всему СССР.

Хриплые голоса и красные лица – эти отличительные приметы приобретали все ликвидаторы уже на третий день работы. Радиоактивные частицы оседали на коже и голосовых связках, вызывая ожог. Хвойные лес рядом со станцией высох наутро после аварии. Его так и назвали – Рыжий лес. «Я летал над ним, делал замеры. Стрелка дозиметра прыгала, как сумасшедшая. В некоторых местах зашкаливала. Это означало уровень радиации выше 500 рентген», – вспоминает курянин.

«Экскурсия» в зону смерти

Леонид Орлов впервые в Чернобыле побывал в 1985-м, за год до роковой аварии. Для начальника Первого отдела Курской АЭС командировки на другие станции были в порядке вещей. Тем более что курская и украинская станции были практически близнецами: строились по одному проекту. «Бывало, смотрю из окна на внутренную территорию – и аж не по себе становится, будто из Курчатова и не уезжал», – вспоминает Леонид Родионович. Он вернулся в Чернобыль в конце мая 1986-го – требовалось заменить получившего свою дозу начальника Первого отдела ЧАЭС. «Вместе с коллегами обрабатывал закрытую информацию, связанную с аварией, доводил ее до руководителей и специалистов АЭС», – лаконично описывает цель командировки Орлов.

Первое время пришлось жить и работать в здании горкома партии, именно там располагался штаб Минэнерго СССР по ликвидации аварии. Времени катастрофически не хватало – спали в той же комнате, где и работали с бумагами. «В углу была свалена груда матрасов, – вспоминает Леонид Родионович. – Мы проверили их дозиметром – фон ужасный! Самые «грязные» выбросили, на тех, что «звенели» меньше, кое-как устроились. Правда, лишь на несколько ночей. Позже нас переселили в пионерлагерь, где жили многие ликвидаторы». Каждый день их возили на автобусах на ЧАЭС и обратно. По возвращении всех проверяли дозиметристы – взамен фонившей одежды и обуви выдавали новую. «Поразила целая гора выброшенной обуви, – говорит курянин. – На вид как только что из магазина».

В административных помещениях атомной станции пришлось срочно заменить красивую мебель, купленную незадолго до аварии на простую, без тканевой обивки. Все оконные проемы закрыли свинцовыми листами. Чтобы хоть как-то уменьшить облучение, вплотную к ним передвинули металлические шкафы.

«Жаль молодых солдат, которых военкоматы бросили «на амбразуру» четвертого блока, – вспоминает Орлов. – Они понятия не имели, что такое радиация и какой опасности себя подвергают». Однажды он наблюдал такую картину: двое солдат стояли на улице Чернобыля со снятыми защитными «лепестками», рвали в палисаднике вишни и с аппетитом ели. От замечания об опасности радиации парни отмахнулись: «Да ерунда, вчера дождик был, он все смыл». На деле все с точностью до наоборот: осадки лишь повышают общий фон. Другой случай – любопытный солдат упросил водителя бетоновоза свозить его на «экскурсию» к четвертому блоку. Вылез из кабины и спокойно пошел смотреть, что за укрытие сооружают над рекатором. Дозиметристы, ехавшие на бронетранспортере, защищенном дополнительными листами свинца, увидев «экскурсанта», были в шоке. Его поспешно затащили в БТР и увезли.

Самую большую дозу радиации получили пожарные, первые приехавшие тушить «возгорание» на станции. Они не дали огню перекинуться на третий блок, но поплатились за это собственными жизнями. «Из средств защиты – брезентовая роба, рукавицы и каска, а они ногами сбрасывали куски графита с крыши», – рассказывает Леонид Родионович. 28 человек отправили самолетом в Москву, в шестую радиологическую больницу. Там, где они лежали, «зашкаливали» даже стены. «Позже мне довелось пообщаться с медперсоналом клиники, – говорит курянин. – Они никогда не были в Чернобыле, но получили свою дозу радиации. Их облучили те самые умирающие пожарные, за которыми они ухаживали...»

Радиацию определяли по запаху

«Словно оказался на другой планете, но с декорациями из нашей реальности», – описал свое первое впечатление от Чернобыля ликвидатор Вячеслав Смирнов. В январе 1987 года из опасной зоны стали выводить военных, заменяя из специалистами гражданской обороны. Начальник отдела боевой подготовки подполковник Смирнов отправился из Курска в Украину в феврале. Четвертый блок к тому времени был укрыт саркофагом, но работы оставалось немало. «Мы расчищали соседнюю крышу, на которую после взрыва упали обломки корпуса, – рассказывает наш земляк. – Предстояло снять рубероид и теплоизоляцию, которые страшно фонили». Некоторые «пятна» излучали по 200 рентген. Возле таких зон можно было находиться максимум полминуты, потому работали по очереди, оперативно сменяясь. Через некоторое время невидимого и неслышного убийцу – радиацию – научились определять по запаху. «Уже в 10 километрах от станции пахло озоном – это излучение ионизировало воздух, – говорит Смирнов. – Постоянно першило в горле – радиоактивные частицы обжигали слизистую».

Курянин вспоминает, как получил доступ к секретному журналу, где фиксировали все ЧП, произошедшие за эти месяцы. «Прочитал, как погиб экипаж вертолета «Ми-8». Машина задела винтом трос подъемного крана и упала прямо в реактор. Жуткая катастрофа, – вздыхает он. – Удивляла и «толстолобость» начальства. Весной 1987-го увидел строительную бригаду в Рыжем лесу – прокладывали рельсы к недостроенным пятому и шестому блокам. После всего случившегося еще планировали их запустить».

«По возвращении в Курск отправился в баню – была у меня такая привычка, – делится Вячеслав Васильевич. – И потерял сознание. Организм долго еще не мог восстановиться. На солнце становилось плохо, постоянно мучили головные боли, остеохондроз, стал беспокоить желудок. До командировки увлекался байдарочным спортом, об этом пришлось забыть. Сил донести байдарку просто не было...»

Курская АЭС стала дублером Чернобыльской

25 лет назад более трех тысяч курян были направлены на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. Около 600 уже нет в живых. «Обидно, что государство вначале приняло закон, предусматривающий льготы и компенсации ликвидаторам, а затем фактически свело их к нулю», – вздыхает один из наших собеседников.

Для кинематографистов Курская АЭС давно стала дублером Чернобыльской. Дело даже не в том, что эксперимент по быстрой остановке реактора, повлекший за собой столь катастрофические последствия, изначально планировали провести на нашей станции. Просто декорации подходящие – как сказано выше, обе станции построены по одному проекту. Первопроходцами выступили американцы. Художественная лента «Последнее предупреждение», повествующая о международном сотрудничестве врачей, помогающих России в ликвидации последствий Чернобыля, частично снималась в Курчатове. Съемки основных эпизодов, связанных с аварией, проходили на самой КуАЭС. Но у широкого зрителя картина отклика не получила. Потом было несколько документальных фильмов, их делали к очередным годовщинам. В этом году съемочную группу в Курчатов привез журналист и писатель Владимир Губарев. Фильм, посвященный 25-летию Чернобыля, создавался силами тех, кто принимал непосредственное участие в ликвидации последствий аварии. Автор «Монологов о Чернобыле» отмечает: «Нам хотелось рассказать о Чернобыле иначе, чем рассказывали до сих пор. Тех людей долгое время не считали героями, и мы попытались исправить эту ошибку».

Закрытый город Припять постепенно становится новым туристическим центром. Стоимость однодневной экскурсии из Киева составляет от 70 до 400 долларов на человека, можно договориться о выезде из Москвы. Из зоны отчуждения сделали своеобразный аттракцион. После выхода игры «Сталкер. Зов Припяти» желающих еще прибавилось – геймеры толпами едут посмотреть «живьем» на то, что каждый день видят на мониторе компьютера. Наш первый герой Вадим Васильченко тоже несколько раз успел повторить этот маршрут. Только экскурсоводы ему не нужны: в Припяти, городе его детства, ему сложно заблудиться. «Нашел свой дом и квартиру, – грустно улыбается Вадим, – там даже кое-что из мебели осталось...» Апрель 1986-го навсегда разделил его жизнь на два больших отрезка: до и после. Как и жизни сотен тысяч бывших советских граждан: жителей Чернобыля и ликвидаторов.


22 октября 2014, 19:29:10 город: Припяти_сейчас_Питер

26 апреля 1986 года произошла Чернобыльская катастрофа. Последствия данной трагедии ощущаются во всём мире до сих пор. Она породила множество удивительных историй. Ниже представлены десять историй, которые Вы наверняка не знали о последствиях Чернобыльской катастрофы.

Захороненное село Копачи

После аварии на Чернобыльской атомной электростанции (АЭС) и эвакуации жителей прилегающей территории власти приняли решение полностью захоронить село Копачи (Киевская область, Украина), которое было сильно загрязнено радиацией, дабы не допустить её дальнейшее распространение.

По приказу правительства было снесено целое поселение, за исключением двух зданий. После этого все обломки закопали глубоко в землю. Тем не менее, такой шаг лишь усугубил ситуацию, поскольку радиоактивные химические вещества попали в местные грунтовые воды.

В настоящее время территория бывшего села Копачи поросла травой. Единственное, что от него осталось – это предупреждающие знаки радиационной опасности, которые стоят возле каждого места, где было захоронено то или иное здание.

Причиной Чернобыльской аварии стал успешный эксперимент

Эксперимент с использованием реактора 4-го энергоблока, непосредственно приведший к катастрофе, на самом деле был призван улучшить безопасность его эксплуатации. Чернобыльская АЭС имела дизельные генераторы, которые продолжали питать насосы системы охлаждения, даже когда сам реактор отключался.

Тем не менее, между выключением реактора и достижением генераторами полной мощности была одна минута разницы – период, который не устраивал операторов атомной электростанции. Они модифицировали турбину таким образом, чтобы она продолжала вращаться после отключения реактора. Без согласования с вышестоящими органами директор Чернобыльской АЭС решил запустить полномасштабное испытание данной функции безопасности.

Однако в ходе проведения эксперимента мощность реактора упала ниже ожидаемого уровня. Это привело к нестабильности реактора, чему успешно противостояли автоматизированные системы.

И хотя испытание удалось, сам реактор пережил мощный всплеск энергии, от которого у него в буквальном смысле снесло крышу. Так произошла одна из самых страшных катастроф в истории человечества.

Чернобыльская атомная электростанция продолжала работать до 2000 года

После того как были прекращены работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, Советский Союз продолжил эксплуатировать остальные реакторы вплоть до своего распада и провозглашения независимости Украины. В 1991 году власти Украины заявили о том, что через два года полностью закроют Чернобыльскую АЭС.

Однако хроническая нехватка энергии вынудили украинское правительство отложить закрытие атомной электростанции. Тем не менее, денег на оплату труда работников АЭС у страны не было, поэтому ежегодно на Чернобыльской атомной электростанции происходило, как минимум, 100 инцидентов, связанных с безопасностью. В 2000 году, спустя 14 лет после Чернобыльской катастрофы, президент Украины под сильным давлением со стороны лидеров других стран, наконец, принял решение навсегда закрыть АЭС. В обмен ему пообещали один миллиард долларов на строительство двух новых ядерных реакторов. Деньги выделили, но ни реакторов, ни денег...

В 1991 году на Чернобыльской АЭС произошёл второй пожар

Учитывая грубые нарушения правил техники безопасности, плохое обслуживание и недостаточную профессиональную подготовку персонала Чернобыльской атомной электростанции, неудивительно, что после катастрофы 1986 года здесь произошла ещё одна трагедия на одном из оставшихся паровых генераторов.

В 1991 году на Чернобыльской АЭС начался пожар после того, как паровые турбины, производящие электрическую энергию на 2-м реакторе, перевели на плановое техническое обслуживание. Необходимо было отключить реактор, однако вместо этого автоматизированные механизмы случайно выполнили его перезагрузку.

Всплеск электрической энергии вызвал пожар в турбинном зале. Из-за высвобождения накопленного водорода произошло возгорание крыши. Часть её обвалилась, однако огонь удалось потушить до того, как он успел распространиться на реакторы.

Последствия Чернобыльской катастрофы дорого обходятся национальным бюджетам

Поскольку катастрофа носила радиоактивный характер, на защиту зоны отчуждения, переселение людей, оказание медицинской и социальной помощи пострадавшим и многое другое изначально ушло огромное количество денежных средств.

В 2005 году, почти двадцать лет спустя после катастрофы, украинское правительство продолжало тратить 5-7 процентов национального бюджета на программы, связанные с Чернобылем, после прихода к власти нового президента Порошенко расходы резко сократились. В соседней Беларуси власти в первый год после распада Советского Союза тратили более 22 процентов национального бюджета на возмещение расходов, касающихся последствий Чернобыльской трагедии. Сегодня данная цифра уменьшилась до 5,7 процентов, однако это всё равно много.

Очевидно, что государственные расходы в этом плане будут неустойчивыми в долгосрочной перспективе.

Миф о храбрых водолазах

И хотя огонь, образовавшийся в результате первого взрыва, удалось ликвидировать достаточно быстро, под руинами реактора продолжало оставаться расплавленное ядерное топливо, которое представляло собой огромную угрозу. Если бы оно вступило в реакцию с охлаждающей жидкостью (вода) под реактором, то это могло бы уничтожить весь объект.

Согласно легенде, трое водолазов-добровольцев перед лицом смертельной радиации осуществили погружение в бассейн с водой, располагавшийся под реактором, и осушили его. Вскоре после этого они умерли, однако им удалось спасти жизни миллионов людей. Реальная история куда более приземлённая.

Трое мужчин действительно спустились под реактор, чтобы осушить бассейн, однако уровень воды в подвале здания был всего по колено. Кроме того, они точно знали, где находится клапан для слива воды, поэтому выполнили задание без каких-либо сложностей. К сожалению, тот факт, что они в скором времени умерли - это правда.

Шведские радиационные детекторы

В тот день, когда произошла Чернобыльская катастрофа, на шведской атомной электростанции «Форсмарк» сработал сигнал «Радиационная опасность». Были активированы аварийные протоколы и произведена эвакуация большинства работников. Почти сутки шведские власти пытались установить, что происходит на «Форсмарк», а также прочих ядерных объектах скандинавских стран.

К концу дня стало ясно, что вероятный источник радиации находился на территории Советского Союза. Власти СССР лишь спустя три дня сообщили миру о том, что произошло на Чернобыльской АЭС. В итоге северные страны получили значительную часть Чернобыльской радиации.

Зона отчуждения превратилась в заповедник

Вы можете подумать, что зона отчуждения (огромная территория вокруг Чернобыльской атомной электростанции, запрещённая для свободного доступа) представляет собой нечто вроде ядерной пустыни. На самом деле это не так. Чернобыльская зона отчуждения фактически превратилась в заповедник дикой природы. Поскольку люди здесь больше не охотятся, в зоне отчуждения процветают все виды животных, начиная от волков и заканчивая полёвками и оленями.

Чернобыльская катастрофа оказала негативное воздействие на этих животных. Под влиянием радиации многие из них претерпели генетические мутации. Однако с момента трагедии прошло уже три десятилетия, поэтому уровень радиации в зоне отчуждения неуклонно снижается.

Советский Союз попытался задействовать роботов в ходе ликвидации последствии аварии на Чернобыльской АЭС

Радиация погубила жизни тысяч смелых людей, которые принимали участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Советские власти отправили им на помощь 60 роботов, однако высокий уровень радиоактивности мгновенно уничтожал их. Также в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС были задействованы дистанционно управляемые бульдозеры и модифицированные луноходы.

Некоторые роботы были устойчивы к радиации, однако вода, которую использовали для их обеззараживания, приводила их в негодность после первого же использования. Тем не менее, роботы на 10 процентов (эквивалент пяти сотням работников) смогли сократить число людей, необходимое для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

У Соединённых Штатов Америки были роботы, которые могли бы лучше советских справиться с работами по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Но поскольку отношения между СССР и США были напряжёнными, Америка не стала отправлять своих роботов в Чернобыль.

Самосёлы

Вы удивитесь, узнав, что в Чернобыльской зоне отчуждения спустя десятилетия после катастрофы продолжают жить люди. Дома большинства из них находятся в десяти километрах от 4-го энергоблока АЭС. Тем не менее, эти люди, преимущественно пожилого возраста, до сих пор подвергаются воздействию высокого уровня радиоактивных веществ. Они отказались от переселения и остались брошенными на произвол судьбы. В данный момент государство не оказывает самосёлам никакой помощи. Большинство из них занимаются сельским хозяйством и охотой.

Многим самосёлам уже исполнилось по 70-80 лет. На сегодняшний день их осталось очень мало, поскольку старость не щадит никого. Как ни странно, но те, кто отказался покидать Чернобыльскую зону отчуждения, в среднем живут на 10-20 лет дольше людей, которые после аварии на АЭС переехали в другие места.

Кадр из сериала «Чернобыль»

Первый эпизод мини-сериала «Чернобыль» канала HBO был показан 6 мая. Всего создатели проекта сняли пять серий. Большинство героев – реальные исторические персонажи, локации максимально похожи на те, что были в 1986 году в Припяти, Минске и Москве, события зафиксированы с максимальной точностью – как существенные, такие как и на первый взгляд мелкие – такие, как падавшие с неба мертвые птицы или порыжевший за ночь радиоактивный лес.

Критики хвалят «Чернобыль» за детали – реквизит, костюмы, предметы быта и отсутствие той самой «развесистой клюквы», которая так часто сопровождает фильмы о Советском Союзе. Интерес к ленте повышенный, как на Западе, где о катастрофе 1986 года знают довольно мало, так и в бывших союзных республиках. Заодно растет интерес и к исторической основе сериала: за последние 30 с лишним лет память об этом событии, увы, основательно стерлась. Сегодня зону отчуждения вокруг АЭС воспринимают скорее как место для экстремального туриста и возможность для путешествия в прошлое, чем памятник одной из самых ужасных техногенных катастроф.

Умело нагнетая атмосферу от серии к серии, создатели сериала хотели донести до своих зрителей важный месседж: последствия Чернобыля могли бы быть гораздо более серьезными, не будь героизма советских граждан, многие из которых рисковали жизнью, чтобы не допустить дальнейшего распространения радиации.

Для всех, кто, посмотрев сериал «Чернобыль» хотел бы узнать больше об исторической основе этой ленты и о том, чем сегодня живет 30-километровая зона отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС, мы собрали самые интересные материалы, которые в разные годы публиковались на сайте «Милосердие.ru».

Куски графита на грудь солдатам и джинсовая юбка, которая продолжала «фонить»

Кадр из сериала «Чернобыль»

Существует огромное множество воспоминаний людей, которые оказались в зоне аварии на Чернобыльской АЭС. Самый большой свод таких свидетельств – книга нобелевского лауреата, белорусской писательницы Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва». Кстати, именно из нее была заимствована для сценария сериала «Чернобыль» история пожарного Василия Игнатенко и его жены Людмилы (в фильме их играют актеры Джесси Бакли и Адам Нагайтис).

Рассказом о том, как молодая женщина будучи беременной, выхаживала своего мужа и до последнего была рядом с ним, как хоронила его в свинцовом гробу, держа в руках обувь (ботинки на покойного надеть не смогли – так сильно распухли его ноги от радиационных ожогов) открывается книга Алексиевич, а в фильме эта линия также занимает значительное место.

Но у каждого, кто пережил Чернобыль, свои детали и свои моменты памяти. Ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС Татьяна Рудник, например, рассказывает, что, уезжая из Припяти, взяла с собой одежду, которая стала впоследствии реальным источником опасности. Ведь никто не объяснял людям, что такое радиация и сколько мелочей нужно учесть, чтобы защититься от нее.

Припять, 2007 год. Фото: Константин Шапкин

«Когда мы уезжали, навстречу шли колонны военных, полностью в форме химзащиты. А мы ехали даже без марлевых повязок. По дороге нас останавливали, проверяли уровень радиации, заставляли переодеваться. Но я каким-то образом сохранила свою джинсовую юбку. Потом, уже в августе, у меня выявили очень высокий уровень радиации. Стали выяснять, где я была и что делала, и выяснили, что «фонит» юбка».

Не объясняли правила безопасности и тем, кто находился в непосредственной близости от реактора – а если и объясняли, то часто не следили за тем, чтобы все инструкции выполнялись неукоснительно.

«Прислали новобранцев, они четыре дня в армии служили. На атомной станции возле входа в административно-бытовой корпус лежали блоки графита. Естественно, они «светили». Надо было убрать. Провел инструктаж командиру полка. Командир полка – ротному. Ротный провел инструктаж для солдат. Сделали специальные кирки с длинной ручкой, чтобы этот графит можно было крошить, и лопаты с длинной ручкой, чтобы грузить его в машину. Условие: как уберете, так вам по 1000 рублей и дембель. Что они сделали? Они взяли эти графитовые блоки на грудь, и в машину. Естественно, доза облучения получилась колоссальная», — рассказывает Владимир Комаров, который после аварии был назначен главным инженером АЭС.

О том, почему в Чернобыле моментально сгорали иностранные роботы, как бороться с радиацией при помощи клея и какие сценарии развития событий предполагали ликвидаторы в первые дни – в материале

«Легасов распорядился забрать из моей квартиры три мешка зараженных вещей»

Кадр из сериала «Чернобыль»

Пострадали не только жители Припяти, Чернобыля и соседних деревень и сел. Пострадали жители других городов, которых мобилизовали на место трагедии – военные, химики, пожарные, специалисты по гражданской обороне, которые занимались ликвидацией последствий аварии на АЭС. Пострадали жители территорий, через которые прошло образовавшееся после взрыва радиоактивное облако. Пострадали и москвичи, хотя столица находилась за 800 с лишним километров от Припяти и Чернобыля. Первыми удар на себя приняли медики, которые встречали и лечили пострадавших – пожарных, тушивших пожар в ночь на 26 апреля, сотрудников станции и других жертв, которые скончались в первый месяц от острой лучевой болезни.

Фельдшер московской «скорой» Любовь Кругова не была в Чернобыле, но принимала пострадавших, первых ликвидаторов аварии, которых спецбортом доставили из Припяти в столицу. Пока молодая женщина ехала в машине с одним из них, успела получить серьезную дозу облучения. «Подъехали мы к приемному покою «шестерки» (радиологической больницы №6, в которой лежали все пострадавшие при аварии – прим.ред.). Выскакивает медсестра и кричит: «Вы что, мы же чистые!». Я не поняла, о чем она. Осмотрела себя: вдруг испачкалась, когда поднимала пациента? Переправили нас в спецприемник. И тут уже мы увидели дозиметриста. Я только поднесла к дозиметру руки - оказалась, доза уже большая», — рассказывает Кругова.

Припять, гостиница «Полесье». 2007 год. Фото: Константин Шапкин

«Тем не менее, я поехала домой. Смена у нас закончилась. А радиация… Пока с ней не столкнешься, не очень-то что-то понимаешь. И чувствовала я себя нормально.

Но уже по дороге стала как будто «проваливаться». Ездила в автобусе по кругу, пока водитель меня не заметил и не высадил на нужной остановке. Но и тогда я списывала все на усталость, сутки же отработала.

На следующий день опять на смену. До работы еле добралась, и меня сразу отправили в шестую городскую… Оказалось, что дозу я получила хорошую. Там меня увидел Легасов (Валерий Легасов, заместитель директора Института атомной энергии имени И. В. Курчатова и член правительственной комиссии по ликвидации катастрофы в Чернобыле. В сериале канала HBO играет актер Джаред Харрис – прим.ред.).

Он распорядился, чтобы у меня из квартиры вынесли все зараженные предметы. Дозиметристы забрали три мешка вещей. Говорили, что забирают только самое «грязное», а облученного гораздо больше».

«На ваших детях можно диссертации защищать»

Кадр из сериала «Чернобыль»

В сериале «Чернобыль» есть сцена, в которой член правительственной комиссии по ликвидации катастрофы, физик Валерий Легасов докладывает о возможных последствиях взрыва на атомной станции членам Политбюро и Михаилу Горбачеву. «Умрут тысячи – в ближайшее время, и затем – десятки тысяч», — говорит ученый. Последствия трагедии действительно оказались отложенными, от нее страдают несколько поколений.

У москвички Ольги больны двое детей, которые появились на свет в начале 90-х, уже после того, как их отец работал в Чернобыле после аварии. Что у них проблемы со здоровьем, женщина поняла далеко не сразу. «В младенчестве Тоша плакал все время, а у Маши до года были глаза, будто стеклянные. И она все время на ручки просилась – я думала, мало ли, может, капризничает, может, к маме поближе быть хочет. Но когда она начала говорить, то стала жаловаться: «Ножки болят, ножки болят». А у Тоши голова болела. Началось это, когда ему два года было. Они оба у меня оптимисты такие – и Тоша сначала не хотел показывать, что плохо себя чувствует, все время бегал и играл. А уж потом стал говорить: «Мама, все время болит голова – как проснусь и до вечера». Лет девять ему было, когда мы пошли к неврологу, и Тоша сказал: «Вся голова болит, как будто жар в голове». А невролог после обследования говорит мне прямо при детях: «Мы не можем вам помочь», — рассказывает женщина.

Супруг Ольги умер в 2005 году, семья живет на пенсию по потере кормильца, поскольку он имел официальный статус ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС. А вот доказать, что и дети пострадали от последствий этой трагедии, не представляется возможным. До недавнего времени детям Ольги отказывали даже в инвалидности, хотя и у дочери, и у сына множество достаточно тяжелых диагнозов.

Проблема существует, и она достаточно тяжелая, а в правовом поле – почти неразрешимая. «Председатель костромской организации «чернобыльцев» сказал, если мои детям дать инвалидность, это будет прецедент. И огромное количество таких же детей ликвидаторов ринутся получать инвалидность», — жалуется Ольга в нашем материале «Врачи не раз говорили: «На ваших детях можно диссертации защищать, ваши дети такие интересные для врачей, у них столько всего…»

Проблема «чернобыльских» детей, к сожалению,

«Боже, помоги нам грешным преодолеть эту беду»

Слева направо: диакон Федор Котрелев, прот.Николай Якушин и священник отец Иоанн, приехавший из соседней (но лежащей уже вне зоны отчуждения) деревни. Фото: Константин Шапкин

В 2007 году на Чернобыльскую АЭС отправились журналисты нашего издания — корреспондент журнала «Нескучный сад» диакон Федор Котрелев и фотограф сайта «Милосердие.ru» Константин Шапкин. Вместе с настоятелем чернобыльского храма св.пророка Илии, протоиереем Николаем Якушиным отец Федор Котрелев служили молебен в годовщину аварии непосредственно рядом с местом катастрофы – в сотнях метров от четвертого энергоблока.

На память об этом событии остались фото. Разоренная Припять, в которой остановилось время, деревни самоселов, граффити, которые оставляют сталкеры в зоне отчуждения. Памятник ликвидаторам аварии. И фото колокола, который каждый год в ночь на 26 апреля звонит столько раз, сколько лет прошло с момента катастрофы. «Звон скорби. Остановись и склони голову. Перед тобою Древлянская земля в печали от ядерной катастрофы. Склони голову перед народом, который жил тут веками и как песок, рассыпался по всему свету. Боже, помоги нам грешным преодолеть эту беду», — гласит плакат, расположенный у мемориала памяти. — это икона, написанная вскоре после катастрофы. На ней – Спаситель, Богородица и архистратиг Михаил, а под ними — души умерших чернобыльцев и ликвидаторы аварии: пожарный в респираторе, работник станции, летчик, медсестра. На горизонте, за очертаниями взорвавшейся станции, виднеется зарево восхода, в небе летит звезда Полынь.

«Когда недалеко от Чернобыля служат литургию, радиация отступает»

Врач-психиатр Георгий Савов работал в Чернобыле спустя два года после трагедии, в 1988 году. Он говорит, что у тех, кто находился тогда в Зоне, проблемы были не только с физическим здоровьем, но и с душевным. «Как психиатру мне приходилось принимать людей достаточно часто», — признается доктор.

«Именно в Чернобыле я впервые задумался о Боге. Крестился, правда, только через несколько лет, в 1999 году, но сегодня я не сомневаюсь, что нельзя все списывать на человеческий фактор. Чернобыльская трагедия - следствие не только халатности, но и бездуховности. Патриарх Пимен в те страшные дни сказал: «Вот дьявол и воскурил себе свечку», — говорит Георгий Саовов.

В «зоне отчуждения». 2007 год. Фото: Константин Шапкин

Интересно, что в 30-километровой зоне отчуждения радиационное загрязнение распространяется не одинаково – есть места «чистые» — там безопасно, а есть – «грязные», где дозиметры зашкаливают и находиться нельзя. Чернобыльский священник Николай Якушин, настоятеля храма Илии Пророка – единственного на чернобыльской закрытой территории, где время от времени служат, отмечает, что его церковь – это «светлое пятно», в то время как вокруг – достаточно серьезное загрязнение.

Отец Николай ведет дневник чудесных исцелений, а также постоянно измеряет радиацию. Он рассказывал: «Подходишь с дозиметром к храму - дозиметр зашкаливает. В храме же уровень радиации значительно ниже, а во время литургии дозиметр показывает почти норму».

Кадры из сериала «Чернобыль» с сайта hbo.com

26 апреля весь мир вспоминает годовщину аварии на Чернобыльской АЭС. «Нам было хорошо, потому что нам было по 19 лет, была весна, сияло солнце, мы стояли в оцеплении, и никто не понимал серьезности происходящего. Нам светил скорый дембель, а радиация не пахнет», – так сказал мой друг, который только через двадцать лет добился, чтобы ему присвоили статус ликвидатора Чернобыльской катастрофы. К этому времени он уже оказался в инвалидной коляске и сейчас безнадежно борется с болезнью, отнимающей у него по капле подвижность тела и саму жизнь.

Ликвидаторов и очевидцев событий только в первые дни было сотни тысяч. Но тогда была дана команда, кроме совсем уж очевидных случаев, писать в медицинских картах все что угодно, кроме лучевой болезни, и не связывать заболевания с последствиями облучения. Поэтому сейчас невозможно точно определить истинное число жертв той аварии. По официальным данным, непосредственно от лучевой болезни скончались всего 28 человек – работники станции, пожарные и погибший под завалами оператор.
О Чернобыльской аварии написаны тома, но до сих пор не установлена точная картина происходившего там. Есть не менее трех версий, какое именно стечение обстоятельств привело к трагедии, разделившей историю на ту, что была до и ту, что наступила после Чернобыля. Ясно одно: та катастрофа – это расплата за легкомыслие общества, уже достигшего высокого уровня развития науки, но еще не осознавшего, что простая человеческая ошибка может привести к трагедии мирового масштаба.

Как это было

В пятницу 25 апреля 1986 года намечалась остановка четвертого блока ЧАЭС для планового ремонта. Было решено, воспользовавшись этим, испытать один из двух турбогенераторов. Как установили впоследствии специалисты, программа испытаний была составлена непродуманно. Эксперимент сочли чисто электротехническим, не влияющим на безопасность реактора. Это стало одной из причин трагедии.
В ходе эксперимента в 1.23 ночи 26 апреля мощность цепной реакции в 100 раз превысила номинальную. Реактор перешел в неконтролируемый режим работы, засбоила система охлаждения, и раздался первый взрыв. Он разрушил систему паропроводов и охлаждения, началась химическая реакция с выделением водорода и двуокиси углерода. Давление газов было таким сильным, что накрывавшая активную зону реактора тысячетонная металлическая плита приподнялась. Воздух устремился в активную зону, и раздался новый взрыв, разрушивший перекрытие реакторного зала и выбросивший наружу массу радиоактивной пыли. Горячие обломки упали на крышу машинного зала и в другие места, образовав более 30 очагов пожара.

К чести людей, работавших на станции в ту ночь, они не бросили ситуацию на самотёк, а сразу же стали бороться за спасение АЭС. Работники азотно-кислородной станции всю ночь подавали жидкий азот на охлаждение реакторов. Инженеры вычислительного центра уберегли систему от потоков воды, лившихся сверху. Оглушённый взрывом, младший инспектор службы профилактического наблюдения Владимир Палагель передал тревожный сигнал на пункт пожарной части АЭС. Оператора Владимира Шашенка буквально раздавило упавшими конструкциями, но он успел послать сигнал в вычислительный центр. Начальник смены Александр Акимов, оператор, старший инженер управления реактором Леонид Топтунов, старший инженер Сергей Газин и десятки других работников провели в помещениях станции несколько часов, восстанавливая водоснабжение третьего блока и работу его насосов. Они же вывели всех людей из опасной зоны, убрали водород из генераторов и заменили его безопасным азотом, откачали тонны масла, чтобы не допустить его возгорания. По сути, именно эти люди не дали аварии разрастись до масштабов вселенской катастрофы. Третий блок был удержан в стабильном состоянии.

При этом множество специалистов получили сильнейшие дозы облучения и были отправлены в больницу вслед за пожарными. Работами руководил Александр Акимов, через две недели скончавшийся в московской больнице. Начальник караула 2-й военизированной пожарной части по охране Чернобыльской АЭС лейтенант Владимир Правик, руководивший тушением пожара, скончался в 6-й клинической больнице в Москве 11 мая 1986 года, как и его однокашник, начальник караула 6-ой военизированной пожарной части по охране Чернобыльской АЭС Виктор Кибенок.
По сигналу тревоги на место аварии выехали пожарные части из Припяти и Чернобыля. Затем стали прибывать машины из соседних районов. Машины «скорой’ поморщи» увезли обожжённых и поражённых радиацией бойцов в припятскую горбольницу. У них уже нарушилось обоняние, начались приступы тошноты. Многие из них умерли в течение месяца. А следом за ними умерли и многие нянечки и медсестры, которые ухаживали за ними и тоже получили запредельную дозу радиации.
Последние очаги возгорания были подавлены к шести утра, и началась работа по сбору разлившейся воды. Те, кто занимался ею, рисковали не меньше, чем первые герои: при откачке жидкости из низов станции фон составлял сотни рентген в час. Эжекторы шлангов часто засорялись радиоактивным мусором, и их чистили вручную. Естественно, никакой защиты от радиации пожарные не имели. Из них экстренно сформировали 731-ый батальон, не значившийся ни в каких бумагах. Бойцы жили в палатках у села Копачи, где загрязнение оставалось особенно сильным. Из 700 человек в живых осталось менее трети.

Кто виноват

Фото: ИТАР-ТАСС / Зуфаров Валерий

Официальное сообщение об аварии от Совета Министров СССР поступило только 29 апреля. Отвечая одному из журналистов, академик Легасов сослался на неожиданность трагедии: «Как специалист и участник событий могу подтвердить – масштабы аварии, ее характер, развитие событий казались невероятными, почти фантастическими. Злого умысла, попытки что-то скрыть не было». Иными словами, не было злого умысла, но была недопустимая растерянность.

В итоге всю вину свалили на персонал станции, ведь нельзя же было признать неудовлетворительной всю работу атомной промышленности! Виновниками аварии были назначены пять человек, тогдашнее руководство ЧАЭС. Бывший генеральный директор станции Виктор Брюханов и заместитель главного инженера Анатолий Дятлов получили по 10 лет колонии (Дятлов умер в 1995 году от лучевой болезни). Главный инженер Николай Фомин был арестован 19 августа 1986 года, сошел с ума во время следствия, был признан невменяемым и отправлен в психиатрическую больницу. Начальник смены Акимов и оператор Топтунов не попали под суд только потому, что получили огромные дозы облучения и скончались в больнице. Пять лет получил начальник смены Борис Рогожкин; три и два года – начальник реакторного цеха Алексей Коваленко и государственный инспектор Госатомэнергонадзора СССР Юрий Лаушкин.

А ведь среди этих людей были и те, кто принял на себя весь ужас первых часов аварии. Вот лишь несколько свидетельств участников тех событий, записанные впоследствии.

Подсудимые по делу об аварии на Чернобыльской атомной электростанции (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, зам. главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин во время судебного процесса.

Анатолий Дятлов: «Первое, что я сделал – вызвал пожарных, а сам поспешил на улицу и обошел здание. Увидел, что оно разрушено, на крышах огонь. Но когда приблизился к 3-му блоку, то около него уже стояли пожарные машины. Поинтересовался: «Кто старший?». Мне показали на лейтенанта Правика. Я вернулся на 4-й блок. Вызвал заместителя начальника цеха и приказал отключить от электропитания все механизмы, срочно разобрать электросхемы, которые искрили и могли загореться. Потом к нам, на 4-й, пришел дозиметрист. Он замерил уровень радиации. Были места, где, по моему мнению, работать было еще можно. Однако оказались и довольно опасные точки. Правда, насколько опасные, мы не выяснили. Дозиметры оказались слабые, их «зашкаливало». Но мы решили все-таки часть людей вывести за пределы блока».

Юрий Трегуб: «Освещение на какое-то время погасло, потом восстановилось. Я видел, как Акимов включал насосы аварийного охлаждения. Мне он дал команду вручную включить систему аварийного охлаждения реактора. Но в одиночку этого не сделать. Лишь одну задвижку – вдвоем – и то надо открывать минут 30. Тут я увидел Газина, и мы побежали выполнять команду. Рванули дверь, и нас окатило горячим паром. Похоже, сварит минуты за две. Кинулись назад к блочному щиту. Откуда лилась вода, не понял. Нам требовалось попасть в гидробаллонное помещение системы аварийного охлаждения реактора. Только тут дверь завалило. Выскочили на улицу. Там лежали баллоны, разбросанные взрывом, как спички. Тут я увидел свечение от реактора, напоминающее свет от раскаленной спирали».

Л. Попова: «Той ночью я была дежурной телефонисткой по станции. Позвонил Рогожкин и сообщил: «Авария!». Я спросила: «Какая?». Он ответил: «Большая авария». Потом позвонил Брюханов и сказал, чтобы я ставила на магнитофон ленту «Общая авария». Но магнитофон сломался и система автоматического оповещения всех должностных лиц Чернобыльской станции не работала. Пришлось обзванивать каждого в отдельности».

Судебный процесс уложился в 16 судебных совещаний. Приговор подписали с такой же легкостью, с какой был подписан акт Правительственной комиссии о причинах катастрофы. Его выводы были положены в основу доклада по аварии на конференции 1986 года в МАГАТЭ.

И покинешь ты дом свой…

Фото: ТАСС / Сивков Петр

Жителям зараженного радиацией города Припяти, просыпавшегося субботним утром 26 апреля 1986 года, в этот день никто ничего не сказал.

К четырём часам утра на работу были вызваны начальники подразделений ЧАЭС, оперативники местного КГБ и руководство Припяти. На оперативном совещании в 10.00 директор станции В. Брюханов скрыл правду о радиационной обстановке, а городской глава В. Маломуж заявил лишь, что на станции случился пожар и необходимо предотвратить панику в городе. Правда, было принято решение о дезактивации городских улиц, радиационный фон на которых составил до 60 миллирентген в час – в сотни раз выше нормы. К рассвету в Припяти под охрану милиции были взяты все важные объекты.

Но жители наслаждались выходным днем: дачники отправились на огороды (шел самый разгар весенних работ), мальчишки бегали смотреть на пожарные машины и «скорые», сновавшие по городу, рыбаки удили рыбу, мамы с колясками гуляли в парке. Слухи были, но их никто всерьез не воспринимал, ведь никто и никогда не рассказывал нашим соотечественникам, чем чреваты аварии на атомных электростанциях. Да это и была первая в истории авария такого рода.

Впервые о необходимости эвакуации заговорили к вечеру 26 апреля. В здании горисполкома прошло заседание Правительственной комиссии, принявшей такое решение. Утром 27 апреля по радио сообщили, что Городской совет народных депутатов в связи с радиационной обстановкой принял решение о временной эвакуации населения города в населенные пункты киевской области. Людям рекомендовали собрать только самое необходимое, включая документы, деньги и небольшой запас продуктов на первое время. Планировалось, что в 14.00 прямо к домам подадут автобусы, но при проверке все они оказались зараженными радиацией настолько, что пришлось ждать транспорт из других областей. Люди даже не предполагали, что оставляют дома навсегда: некоторые взяли с собой гитары, шашки и карты, радуясь неожиданному мини-отпуску и возможности вырваться из дома.
Город был эвакуирован, а жители окрестных деревень еще несколько дней продолжали копаться в огородах, обрекая себя на гибель. Им ничего не сказали. Позже эвакуировали жителей всех населенных пунктов в 30-километровой зоне, включая Чернобыль, в котором тогда проживало 12,5 тысяч человек. И сотни деревень в соседней Белоруссии, ведь ближайшие из них находились в 12-14 км от ЧАЭС и подлежали безусловному отселению. В спешно оставленных деревнях бродили брошенные коровы, свиньи, лошади. Одичавшие кошки и собаки нападали на домашнюю птицу. Солдаты прочёсывали район за районом, отстреливая скотину и отправляя трупы в могильники.

Как описано в книге «Чернобыль, Припять, далее нигде…», жители с изумлением рассматривали неестественно блестящие серебром лужи на дорогах, какую-то пыль на едва распустившихся листьях, а в их дома уже настойчиво стучались солдаты и работники милиции. Старики держали оборону в своих хатах, те, кто помоложе, пытались тайком вывезти нажитое имущество, вызывавшее истошный треск дозиметров.

Что такое радиация и как с ней бороться, никто не знал. Поэтому в народе ходили разнообразные слухи. Кто говорил, что помогает йод, и все стали пить разбавленный йод. Другие слышали, что спастись можно водкой. В городах и посёлках толпа выносила содержимое водочных магазинов, а стоимость самогона взлетела выше облаков. И шоферы, и сотрудники ГАИ от водочной профилактики еле держались на ногах, вывозить детей из зоны поражения в какой-то момент стало некому. Вокзалы напомнили кадры художественных фильмов о гражданской войне: толпа, штурмующая вагоны, детские крики, плач.

Эти люди никогда уже не вернулись в свои дома. После 3 июня, когда окончательно было принято решение отказаться от дезактивации зараженной местности, им разрешили небольшими группами в сопровождении сотрудников милиции на час-два поехать домой, чтобы забрать ценности, фотографии и документы. Но все были вынуждены пройти через пункты дозиметрического контроля. Все имущество так «фонило», что увезти не удалось почти ничего – все пошло в радиоактивный могильник.

Саркофаг и зона

Фото: ТАСС / Сивков Петр

Многие считают, что после 1986 года жизнь в зоне остановилась. Это не так. В Чернобыле живут и работают вахтовым методом 3000 человек, здесь располагается администрация Зоны отчуждения, работает магазин. Сама станция работала вплоть до 15 декабря 2000 года. Через пять лет после аварии из-за пожара, возникшего в машинном зале, был выведен из эксплуатации второй блок. Ещё через пять лет перевели на стояночный режим первый блок. 15 декабря 2000-х года был остановлен третий энергоблок, и ЧАЭС из энергопроизводящей стала энергопотребляющей.
До этого времени в Припяти располагалось несколько крупных предприятий, на них вахтовым методом трудились люди, было электричество, вода, работала канализация. После этого город вымер. Сейчас его посещают только официальные делегации и организованные туристические группы. На территории зоны отчуждения обитает много диких зверей. Самые многочисленные – кабаны, распространены лоси, лошади Пржевальского и лисицы.

На самой станции был построен саркофаг, срок эксплуатации которого истекает в 2016 году. Поддержание безопасного состояния на неработающей Чернобыльской атомной электростанции требует более 700 млн гривен ($65 млн) бюджетных средств ежегодно.
С 26 апреля 2012 года года на ЧАЭС строят новый саркофаг, который представляет собой арочную конструкцию, рассчитанную на 100 лет эксплуатации. Его строительство оценивается в 935 млн евро. Из них 550 млн евро предоставили страны-доноры чернобыльского фонда «Укрытие», распорядителем средств которого является ЕБРР. Что будет с остальным финансированием в условиях политической и экономической нестабильности, пока не ясно.

  • 26. 04. 2016

Нина Назарова собрала отрывки из книг об аварии, ее последствиях, погибших родственниках, панике в Киеве и суде

Авария

Книга двух спецкоров «Известий», написанная по горячим следам, ушла в печать меньше чем через год после катастрофы. Репортажи из Киева и зоны поражения, ликбез о действии радиации, осторожные комментарии врачей и непременное для советской печати заключение «уроки Чернобыля».

Дежурство по пожарной охране АЭС нес третий караул. Целый день караул проводил время в соответствии с обычным распорядком: теоретические занятия в учебном классе, практические - под руководством лейтенанта Владимира Правика на строящемся пятом энергоблоке. Потом играли в волейбол, смотрели телевизор.

В третьем карауле дежурил Владимир Прищепа: «Я ушел спать в 23 часа, потому что позже надо было заступать дневальным по части. Ночью я услыхал взрыв, но не придал ему значения. Через одну-две минуты прозвучала боевая тревога…»

Вертолеты ведут дезактивацию зданий Чернобыльской атомной электростанции после аварии

На стремительно развивавшиеся события в первые секунды не обратил особого внимания и Иван Шаврей, который в этот момент находился на посту возле диспетчерской:

«Мы стояли втроем, разговаривали, как вдруг - мне так показалось - послышался сильный выброс пара. Мы это не приняли всерьез: похожие звуки раздавались и до того дня неоднократно. Я собирался уходить отдыхать, как вдруг сработала сигнализация. Кинулись к щиту, а Легун пробовал выйти на связь, но никакой связи не было… Тут и произошел взрыв. Я бросился к окну. За взрывом последовал мгновенно следующий взрыв. Я увидел огненный шар, который взвился над крышей четвертого блока…»

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля. М., 1987.)

Родственники

Роман Светланы Алексиевич - лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года - построенный в жанре истории эмоций на устных свидетельствах простых людей. Все они, независимо от рода занятий и степени вовлеченности в катастрофу, осмысляли и переживали трагедию.

«… Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоем. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу - какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Читайте также фоторепортер и журналист Виктория Ивлева побывала внутри 4-го реактора ЧАЭС

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит .)


Пострадавший от аварии на Чернобыльской АЭС на лечении в шестой клинической больнице Минздрава СССР Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины:

Пропусти меня!

Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо.

Держу ее:

Только посмотреть.

Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут.

Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет…

– Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра.

Но он не пьет молоко.

Сейчас будет пить.

Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые.

Спрашиваю:

Васенька, что делать?

Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок.

Я - беременная. Но как я его оставлю? Просит:

Уезжай! Спасай ребенка! -

Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

(Светлана Алексиевич. Чернобыльская молитва. М., 2013)

Ликвидация последствий

Воспоминания офицера запаса, призванного для ликвидации аварии и проработавшего 42 суток в эпицентре взрыва - на третьем и четвертом реакторах. Дотошно описан сам процесс ликвидации последствий - что, как, в какой последовательности и каких условиях делали люди, а также, тем же сдержанным тоном, все мелкие подлости руководства: как экономили на средствах защиты и их качестве, не желали выплачивать ликвидаторам премии и цинично обходили с наградами.

«Нас вызвали для отправки в военные лагеря сроком на сто восемьдесят суток, отправка сегодня в двенадцать часов. На мой вопрос, можно ли было предупредить хотя бы за сутки, ведь не военное же время (мне нужно было отправить жену с шестимесячным ребенком к ее родителям в город Ульяновку Кировоградской области. Даже за хлебом до магазина идти полтора километра по пересеченной местности - дорога грунтовая, подъемы, спуски, да и с маленьким ребенком женщине в чужом селе не справиться), мне был дан ответ: “Считайте, что это военное время - вас берут на ЧАЭС”. <…>


Авария на Чернобыльской АЭС. Проезд и проход запрещен Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Нам предстояло работать в помещениях четвертого реактора. Была поставлена задача - построить две стены из мешков с цементным раствором. <…> Мы стали замерять уровень радиации. Стрелка дозиметра отклонялась вправо и зашкаливала. Дозиметрист переключил прибор на следующую градуировку шкалы, при которой снимаются более высокие уровни радиации. Стрелка по-прежнему отклонялась вправо. Наконец она остановилась. Сделали замеры в нескольких местах. В конце подошли к противоположной стене и выставили штатив для замера к проему. Стрелка зашкалила. Мы вышли из помещения. Внизу посчитали средний уровень радиации. Он составлял сорок рентген в час. Подсчитали время работы - оно составляло три минуты.

Читайте также Корреспондент «Таких дел» накануне 30-й годовщины Чернобыля побывал в зоне чернобыльского поражения в Тульской области

Это время нахождения в рабочем помещении. Чтобы забежать с мешком цемента, уложить и выбежать из помещения, достаточно примерно двадцати секунд. Следовательно, каждому из нас нужно было появиться в рабочем помещении десять раз - принести десять мешков. Итого, на восемьдесят человек - восемьсот мешков. <…> Лопатами быстро накладывали раствор в мешки, завязывали, помогали поднять на плечи и бегом наверх. Поддерживая мешок на плечах правой рукой, левой цеплялись за перила и бегом по ступенькам преодолевали высоту примерно восьми-девятиэтажного дома. Маршевые лестницы здесь были очень длинные. Когда выбегал наверх, сердце просто выскакивало из груди. Раствор просачивался сквозь мешок и стекал по всему телу. Забежав в рабочее помещение, мешки укладывали так, чтобы они друг друга перекрывали. Так укладывают кирпичи при строительстве дома. Уложив мешок, бегом друг за другом спускаемся вниз. Встречные бегут вверх, напрягаясь изо всех сил, цепляясь за перила. И опять все повторялось. <…>

Респираторы были как грязные мокрые тряпки, но у нас для замены их не было. Мы и эти выпрашивали для работы. Почти все сняли респираторы, потому что невозможно было дышать. <…> Впервые в жизни пришлось узнать, что такое головная боль. Поинтересовался, как себя чувствуют остальные. Те, кто был уже две, три недели и больше, сказали, что у всех к концу первой недели по прибытии на станцию начинаются постоянные головные боли, слабость, першение в горле. Заметил, что когда ехали на станцию, и она была уже видна, то всегда в глазах у всех не хватало смазки. Мы жмурились, глаза как будто высыхали».

(Владимир Гудов. 731 спецбатальон. М., 2009.)

Добровольцы

Интернет-самиздата с воспоминаниями ликвидаторов и очевидцев аварии на ядерном реакторе достаточно много - такие истории собраны, например, на сайте people-of-chernobil.ru. Автор мемуаров «Ликвидатор» Сергей Беляков, химик по образованию, поехал в Чернобыль добровольцем, провел там 23 дня, а позже получил американское гражданство и нашел работу в Сингапуре.

«В начале июня я добровольно пришел в военкомат. Как у «секретоносителя со степенью», у меня была бронь от сборов в Чернобыле. Позже, когда в 87-88 годах наступила проблема с кадрами офицеров-запасников, хватали всех без разбора, но шел 86-ой, страна все еще была милостива к своим остепененным сыновьям… Молодой капитан в дежурке райвоенкомата, не поняв сначала, сказал, мол, мне нечего волноваться - меня не призывают и не будут призывать. Но когда я повторил, что хочу ехать по своей воле, посмотрел на меня, как на умалишенного, и указал на дверь кабинета, где усталый майор, вытащив мою карточку учета, без выражения сказал:

На кой х.. ты туда прешься, шо тебе дома не сидится?
Крыть было нечем.


Группа специалистов направляется в зону Чернобыльской атомной электростанции для ликвидации последствий аварии Фото: Борис Приходько/РИА Новости

Так же невыразительно он сказал, что повестка придет по почте, с ней надо будет снова прийти сюда, получить предписание, проездные документы, и - вперед.
Моя карточка перекочевала в новенькую папку с завязками. Дело было сделано.
Последующие за этим дни ожидания были наполнены болезненным выискиванием хоть каких-то новостей о конкретном месте сборов, о том, чем занимаются на станции «партизаны», об их быте… Мать интересовало главным образом последнее. Однако я, хлебнув однажды из войскового «сборового» котелка, радужных иллюзий на этот счет не питал.
Но ничего нового об участниках спецсборов ни в прессе, ни по ТВ не сообщалось».

(Сергей Беляков. Ликвидатор. Lib.ru)

Быт

«Чернобыль. Живы, пока нас помнят» - с одной стороны, сборник поздних воспоминаний ликвидаторов и ученых, работавших в Чернобыле, примечательных бытовыми подробностями (научная сотрудница Ирина Симановская, например, вспоминает, что аж до 2005 года проходила с найденным в куче мусора в Припяти зонтиком), а с другой - фоторепортаж: как выглядела зона в начале 2010-х.

Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе

« Приехали в Киев, отметили командировки и отправились на пассажирском катере в Чернобыль. Прямо там переоделись в белую спецодежду, которую взяли с собой из Курчатовского института. На пристани нас встретили товарищи и отвели в местную больницу, в отделение гинекологии, где жили “курчатовцы” и коллеги из Киевского института ядерных исследований. Поэтому нас в шутку называли гинекологами. Это, может, и смешно, но я поселился в предродовой палате номер шесть.


Украинская ССР. Ликвидаторы аварии Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС

Кстати, в столовой был забавный случай. Людей там всегда было много, всегда радио работало. И вот диктор читает лекцию о продуктах, которые способствуют выведению радионуклеотидов из организма человека, и в том числе, говорит диктор: «помогают выводить радионуклеотиды спиртосодержащие продукты, вино». В столовой мгновенно наступила тишина. Ждут. Что же скажет дальше? Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе. Гогот стоял неимоверный».

(Александр Купный. Чернобыль. Живы, пока нас помнят. Харьков, 2011)

Радиационная разведка

Мемуары радиационного разведчика Сергея Мирного - книга в редком жанре веселых и циничных баек о Чернобыле. В частности, начинаются воспоминания с пятистраничного рассказа о том, как радиация влияет на кишечник (подсказка: как слабительное), и какую гамму душевных переживаний при этом испытывал автор.

« Первым делом в Чернобыле “радиационно разведывали” территорию АЭС, населенные пункты, дороги. Потом по этим данным населенные пункты с высокими уровнями эвакуировали, важные дороги до тогда терпимого уровня отмыли, знаки “Высокая радиация!” где надо поставили (они очень нелепо смотрелись, эти знаки, внутри самой зоны; писали б уже “Особо высокая радиация!”, что ли), на АЭС те места, где люди скапливаются и передвигаются, наметили и отмыли… И взялись за другие участки, за те работы, что стали на этом этапе неотложными. <…>

… Забор можно протянуть так, а можно этак. “Так” он будет короче, а какие там уровни? Если высокие, то, может, протянуть его иначе - по низким уровням? Больше столбов и колючей проволоки потратим (хрен с ним, с деревом и железом!), но при этом люди получат меньшие дозы? Или хрен с ними, с людьми, новых пришлют, а древоматериалов и колючки сейчас не хватает? Вот так все вопросы решаются - должны, по крайней мере, решаться - в зоне радиоактивного заражения. <…>


Легковой автомобиль, выезжающий из зоны чернобыльской катастрофы, проходит дезактивацию на специально созданном пункте Фото: Виталий Аньков/РИА Новости

Я уж не говорю про села - для них уровень гамма-радиации был тогда вопросом жизни и смерти - в самом прямом смысле: больше 0,7 миллирентгена в час - смерть: село выселяют; меньше 0,7 - ну, живите пока… <…>

А как она делается, эта карта? И как выглядит?

Достаточно обыкновенно.

На обычную топографическую карту наносится точка - место замера на местности. И надписывается, какой уровень радиации в этой точке… <…> Потом точки с одинаковыми значениями уровня радиации соединяют и получают “линии одинакового уровня радиации”, похожие на обычные горизонтали на обычных картах».

(Сергей Мирный. Живая сила. Дневник ликвидатора. М., 2010)

Паника в Киеве

« Жажда информации, которая ощущалась здесь, в Киеве, да и, наверное, везде - чернобыльское эхо без преувеличения всколыхнуло страну, - была просто физической. <…>

Неясность обстановки… Тревоги - мнимые и реальные… Нервозность… Ну скажите, как можно было обвинять тех же беженцев из Киева в создании паники, когда по большому счету напряженность обстановки родили не в последнюю очередь мы сами, журналисты. А точнее, те, кто не давал нам реальной информации, кто, строго указуя перстом, говорил: “Совершенно ни к чему газетчикам знать, скажем, подробно о радиационном фоне”. <…>

Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок ее был ярко-желтым - бабушка пила йод.

“Что же вы делаете, мамаша?” - бросился я к ней.


Эвакуация населения из 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС. Жительницы Киевской области прощаются друг с другом и со своими домами, 1986 год Фото: Марущенко/РИА Новости

И она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его… кефиром. Бабуся протянула мне для убедительности полупустую бутылку из-под кефира. Растолковать ей что-либо я так и не смог.

В тот же день выяснилось - в киевских клиниках больше совсем не радиационных больных, в них много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожженным пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость».

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля)

Городское управление Припятью

Советское руководство, как на местном, так и на государственном уровне, в истории с Чернобылем принято ругать: за медленную реакцию, неподготовленность, сокрытие информации. «Летопись мертвого города»- свидетельство с той стороны. Александр Эсаулов на момент аварии был зампредседателем Припятского горисполкома - иначе говоря, мэром Припяти - и рассказывает о ступоре, напряженной работе и специфике управления эвакуированным городом.

« Проблем возникло такое множество, они были такие нетипичные, что просто руки опускались. Мы работали в уникальных, исключительных условиях, в каких не работала ни одна мэрия мира: мы работали в городе, которого нет, городе, который существовал только как административная единица,

Читайте также Этих людей с разных континентов объединяет одно: они родились в один день с Чернобылем

как определенное количество ставших враз нежилыми жилых домов, магазинов, спортивных сооружений, из которых очень скоро выветрился терпкий запах человеческого пота, и навсегда вошел мертвящий запах заброшенности и пустоты. В исключительных условиях и вопросы были исключительные: как обеспечить охрану оставленных квартир, магазинов и других объектов, если находиться в зоне опасно? Как предотвратить пожары, если отключать электричество нельзя, - ведь сразу не знали, что город покинут навсегда, а в холодильниках оставалось очень много продуктов, дело-то ведь было перед праздниками. Кроме того, очень много продуктов было в магазинах и на торговых складах, и что с ними делать, тоже было неизвестно. Как быть, если человеку стало плохо, и он потерял сознание, как было с телефонисткой Мискевич, работавшей на узле связи, если обнаружена оставленная парализованная бабушка, а медсанчасть уже полностью эвакуирована? Куда девать выручку из магазинов, которые еще с утра работали, если банк деньги не принимает, потому что они “грязные”, и, между прочим, совершенно правильно делает. Чем кормить людей, если последнее работавшее кафе “Олимпия” брошено, так как поваров не меняли более суток, а они тоже люди, и у них дети, а само кафе разгромлено и разграблено дочиста. Людей в Припяти оставалось порядочно: еще работал завод “Юпитер”, выполняя месячный план, потом там проводился демонтаж уникального оборудования, которое оставлять было нельзя. Оставались многие работники станции и строительных организаций, которые принимают активное участие в ликвидации аварии - им пока просто негде жить. <…>


Вид на город Припять в первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС Фото: РИА Новости

Как заправить машины, если талоны и путевки остались в зоне с такими высокими уровнями, что туда и на минуту заходить небезопасно, а автозаправщик приехал то ли из Полесского, то ли из Бородянки, и у него за отпущенный бензин, естественно, потребуют отчет по всей форме - там же пока не знают, что у нас самая настоящая война!»

(Александр Эсаулов. Чернобыль. Летопись мёртвого города. М., 2006)

Журналисты «Правды» в 1987 году

Репортажи журналиста «Правды» 1987 года, примечательные в качестве незамутненного образца кондового советского газетного стиля и безграничной веры в Политбюро - что называется, «так плохо, что уже хорошо». Сейчас такого уже не делают.

« Вскоре мы, специальные корреспонденты «Правды» – М. Одинец, Л. Назаренко и автор, – решили и сами организовать рыбалку на Днепре, учитывая сложившуюся обстановку, на сугубо научной основе. Без ученых и специалистов теперь не обойтись, не поверят, а потому на борту «Финвала» собрались кандидат технических наук В. Пыжов, старший ихтиолог из НИИ рыбного хозяйства О. Топоровский, инспектора С. Миропольский, В. Заворотний и корреспонденты. Возглавил нашу экспедицию Петр Иванович Юрченко - человек известный в Киеве как гроза браконьеров, которых, к сожалению, еще немало на реке.

Вооружены мы по последнему слову техники. К сожалению, не удочками и спиннингами, а дозиметрами. <…>

Задание у нас все-таки особое - проверить, можно ли рыболовам, у которых открытие сезона в середине июня, спокойно заниматься любимым делом – ловить рыбу, загорать, купаться, короче говоря, отдыхать. А что может быть прекраснее рыбалки на Днепре?!

Слухов, к сожалению, много… Мол, «в воду заходить нельзя», «река отравлена», «рыба теперь радиоактивная», «у нее надо отрезать голову и плавники», и т. д. и т. п. <…>


В 1986 году группа иностранных корреспондентов посетила Макаровский район Киевской области, в населенные пункты которого были эвакуированы жители из района Чернобыльской АЭС. На снимке: иностранные журналисты наблюдают за тем, как ведется дозиметрический контроль на открытых водоемах Фото: Алексей Поддубный/ТАСС

С первых дней аварии, бывая в ее зоне, мы могли досконально изучить все, что связано с радиацией, прекрасно поняли, что напрасно не стоит рисковать своим здоровьем. Мы знали, что Минздрав УССР разрешил купаться, а потому, прежде чем заняться рыбалкой, с удовольствием выкупались в Днепре. И поплавали, и повеселились, и сфотографировались на память, правда, публиковать эти снимки не решились: не принято показывать корреспондентов в таком виде на страницах газеты… <…>

И вот рыбы уже разложены на столе, стоящем вблизи кормы теплохода. И Топоровский начинает священнодействовать над ними со своими приборами. Дозиметрические исследования показывают, что ни в жабрах, ни во внутренностях щуки, сома, судака, линя, карася, ни в их плавниках, хвосте никаких следов повышенной радиации нет.

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать»

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать».

И вот уже из камбуза доносится аппетитный аромат юшки. Едим по две, по три миски, а остановиться не можем. Хороши и жареные судак, караси, лини…

Уезжать с острова не хочется, но надо - вечером договорились о встрече в Чернобыле. Возвращаемся в Киев… А через несколько дней разговариваем с Ю. А. Израэлем, председателем Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды.

«Нас тоже замучили вопросами: можно ли купаться? Ловить рыбу? Можно и нужно!.. И очень жаль, что вы сообщаете о своей рыбалке уже после нее, а не заранее – обязательно поехал бы с вами!»

(Владимир Губарев. Зарево над Припятью. Записки журналиста. М., 1987)

Суд над руководством ЧАЭС

В июле 1987 года состоялся суд - к ответственности привлекли шестерых членов руководства атомной электростанции (слушания шли в полузакрытом режиме, материалы отчасти выложены на pripyat-city.ru). Анатолий Дятлов - заместитель главного инженера ЧАЭС, с одной стороны, пострадавший при аварии - из-за облучения у него развилась лучевая болезнь, а с другой - признанный виновным и осужденный на десять лет колонии. В своих воспоминаниях он рассказывает, как выглядела чернобыльская трагедия для него.

« Суд как суд. Обычный, советский. Все было предрешено заранее. После двух заседаний в июне 1986 года Межведомственного научно-технического совета под председательством академика А.П. Александрова, где доминировали работники Министерства среднего машиностроения, - авторы проекта реактора - была объявлена однозначная версия о виновности оперативного персонала. Другие соображения, а они были и тогда, отбросили за ненадобностью. <…>

Здесь кстати упомянуть о статье. Осудили меня по статье 220 Уголовного кодекса УССР за неправильную эксплуатацию взрывоопасных предприятий. В перечне взрывоопасных предприятий в СССР атомные электростанции не значатся. Судебно-техническая экспертная комиссия задним числом отнесла атомную электростанцию к потенциально взрывоопасным предприятиям. Для суда этого оказалось достаточно, чтобы применить статью. Здесь не место разбирать взрывоопасные или нет атомные электростанции,- устанавливать задним числом и применять статью Уголовного кодекса явно незаконно. Да кто укажет Верховному Суду? Было кому, он и действовал по их указке. Что угодно будет взрывоопасным, если не соблюдать правила проектирования.

И потом, что значит потенциально взрывоопасный? Вот советские телевизоры исправно взрываются, ежегодно гибнет несколько десятков человек. Их куда отнести? Кто виноват?


Подсудимые по делу об аварии на Чернобыльской атомной электростанции (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин во время судебного процесса Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Камнем преткновения для советского суда стал бы иск за гибель телезрителей. Ведь при всем желании не обвинишь телезрителей, что сидели перед телевизором без касок и бронежилетов. Обвинить предприятие? Государственное? Это значит - государство виновато? Советское-то? Суд такого извращения принципов никак не перенесет. Человек виновен перед государством - это да. А если нет, то никто. Семь десятков лет наши суды только в одну сторону гайку крутили. Сколько последних лет идет разговор о самостоятельности, независимости судов, служении закону и только закону.